«Девятая рота» обязывает ко многому

С начала боевых действий на Донбассе пошел пятый год. Несмотря на то, что военная канонада от нас давно откатилась на далекие рубежи, противостояние приняло хронические формы. За это время жизнь перетасовала людей в нашем регионе, как карточную колоду. Одни вынуждены выехать, другие ушли в тень, иным повезло еще меньше. В общем, у каждого своя правда. Александр Волков в то время не просто оказался с первых дней на передовой, а среди тех людей, которые эту линию впервые обозначили. Мы попросили Александра Павловича рассказать о горячих днях 2014-го

Чаша терпения

- Решение взять в руки оружие пришло не сразу, но еще первый Майдан оставил заметный отпечаток в сознании, и с того момента в душе рос протест. Однако события в Одессе в корне изменили мою гражданскую позицию, и стали, можно сказать, последней каплей терпения этого беспредела. Людей, готовых его сдержать, долго искать не пришлось. Когда мы создавали вооруженное подразделение, дома мое решение не поддержали. Несмотря на то, что ситуация накалилась вплоть до развода, я остался верен своим убеждениям. В итоге я вывез семью на территорию РФ, а сам пошел защищать свою Родину.

Весной 2014-го первая боевая группа собралась немногим более полусотни человек. Новобранцев мы обучали на скорую руку. Тех, кто пригоден, брали с собой, остальные выполняли второстепенные задачи. Начинал я с казачьей сотни в подразделении Александра Гайдея, под командованием атамана Великого Войска Донского Николая Козицина, и боевое крещение принял под Лисичанском. Потом мы приехали сюда, потому что ВСУ уже вошли в поселок Хмельницкий. Чтобы лишить всякого жизнеобеспечения, начали отрезать нас по границе, после чего мы оказали сопротивление. Вооружались кто чем, в основном это были гладкоствольные охотничьи ружья, но с каждым боем наш арсенал расширялся – добавилось трофейное оружие, в основном автоматы.

Вот во время боев под Червонопартизанском, прячась от минометных обстрелов, мы не заходили в город, в Провалье, так же уходили в поля. После сражений горели поля и лесополосы, чтобы обеспечить работу спасателей, мы выезжали вперед, их прикрывали, ведь они не были вооружены. На этих операциях я часто встречался с Олегом Сопроновым. Потом шли дальше: Ровеньки, Антрацит, село Дьяково, Красный Луч, Петровское, и так до Дебальцево.

Сначала никто не думал, что будет все настолько серьезно, но когда пошли тяжелые бои – это ранения, травмы, кровь, смерти, отсеялось около 70% состава. В ополчение люди приходили отовсюду, у всех разные характеры, да и образы жизни тоже. Многие люди оказались психически не готовы к боевым действиям, потому что представляли себе это как зарницу, но когда пошли первые столкновения, всем стало понятно – шутки в сторону. В их уходе большую роль сыграли семьи – жены плакали, просили вернуться домой. Сначала было непросто действовать слаженно: те, кто имел опыт срочной службы, хорошо понимали боевые задачи, но были ребята, которые не знали ровным счетом ничего. Когда мы сгруппировались, стало легче. Остались самые «обстрелянные» парни, можно сказать, бесстрашные и сильные духом, большинство – идейные. Потому что вся военная и строевая подготовка в вооруженных силах – это одно, а когда смотришь смерти в лицо, тут неизвестно, как человек себя поведет. Основной костяк составляли афганцы.

Вот Юра Агеев – абсолютно бесстрашный парень. Тыл с ним всегда был прикрыт, я знал, что он никого не бросит, что бы с кем ни случилось. Игорь Андриенко понимал с полуслова и полувзгляда, Саша Савченко – очень смелый парень. С ними не страшно было идти в бой.

Некоторые ребята проявляли свою преданность вопреки здравому смыслу. Был случай, когда я запретил идти со мной: «Я буду заходить с экипажем, а вы подавляйте огневые точки, - подтянетесь потом». Когда я садился в БМП, они метнулись следом, и на моих глазах из крупнокалиберной зенитной установки получили смертельные ранения. В общем, за свою преданность парни заплатили жизнями, а на войне нужно иметь не только горячее сердце, но и холодную голову.

О ранении и наградах

В Дебальцевских событиях насмотрелся я на многое – там мы потеряли много парней, я и сам получил ранение под Чернухино. Пока после взятия нескольких украинских блок-постов основной состав отдыхал, на одном из них завязалась перестрелка. Несмотря на то, что было там человек тридцать, по разрывам я понимал, что там творится что-то неладное. И одним экипажем плюс десант мы поехали туда, и завязался бой, который длился часа четыре. Это были чеченцы, не «кадыровцы», а «дудаевцы», именно они воевали на украинской стороне. Я не знаю, сколько их было, главное – там был бригадный генерал, которого мы нейтрализовали. Именно в том бою я получил ранение, так и не понял: то ли с миномета, то ли с гранатомета попали в башенный отсек БМП, все прошло очень быстро, остальное я не помню.

Позже узнал, что от удара досталось и наводчику, а вот механика-водителя эта волна не зацепила, и он среагировал моментально – выехал обратно. Дальше – больница. Через пять дней я вернулся на передовую, потому что там оставались наши ребята, а когда закончились уже все основные бои, занялся более серьезным лечением. Самые дорогие медали - «За Дебальцево», «За отвагу» II степени.

Награды – это не самое главное, они приходили уже потом. Я не знаю, кто об этом ходатайствовал, но все и так знали, кто и где был. Что теперь об этом вспоминать – остался жив, и слава Богу!

Мужчина должен защищать Родину, стариков, женщин, детей. Некоторые «товарищи» оставляли здесь свои семьи, а сами уходили от войны.

Когда мы пытались препятствовать такому бегству, за них вступались жены: слезы, обмороки, мольбы на коленях! Таких «вояк» мы отпускали «с Богом», ведь толку от них все равно никакого.

С наступлением мира в нашем городе моя семья вернулась домой. У меня два сына, и как у нормального отца, болит за них душа. Мне вообще не хочется, чтобы кто-то участвовал в таких действиях, будь то мои сыновья или чужие.

Но в любом случае – если станет вопрос защиты Родины, это будет их мужской выбор, на который я никак не смогу повлиять.

Лилия Голодок