Мама, милая мама, как тебя я люблю!

Сколько помню себя – мама была полненькая, мягкая, тёплая и всегда носила очки. Одни для чтения, другие – для жизни. Это случилось после моего рождения. Моя мама Лидия Игнатьевна 1938 года рождения, с 4-х лет воспитывалась в детском доме в г. Тихвин Ленинградской области, была маленького роста и очень худенькая. Из-за этого в документах её реальный возраст уменьшили на год. Она была ветераном труда, имела больше 40 лет стажа

Мама была уверена в том, что ребёнок может и должен помогать взрослым столько, сколько позволяет его возраст. Где-то с восьми лет она доверяла мне мыть полы, и, приходя с работы, проверяя выполненное задание, заставляла перемывать (то углы не вымыла, то плинтуса забыла). Я рыдала, размазывая сопли и слёзы по лицу, и переделывала задание по нескольку раз, а мама только повторяла: «Делай работу один раз и хорошо». Лет до 10 я считала себя приёмной. Мне казалось, что папа, просто обожавший меня – родной, а мама – каким-то образом, совсем не родная. Настолько строго она подходила к моему воспитанию, повторяя фразу: «Добро должно быть с кулаками».

Список заданий на каждый день нам с братом вмещал несколько домашних дел (работая главным бухгалтером общепита, мама всегда была занята). Где-то в 14 лет, предоставив полную свободу, она сказала мне, что я сама должна видеть и делать работу по дому. А потом, совсем естественно, мама превратилась для меня и наших одноклассников, которые были частыми гостями дома, в самого лучшего друга. Понимала, подсказывала и помогала нам при случае. Повзрослев, я поняла, что мама просто готовила меня к взрослой жизни, где мало будет людей, которые искренне будут любить меня (я – поздний ребёнок, маме было 34, а отцу 40 лет, когда я родилась). Ведь основная задача родителей – научить своего ребёнка жить самостоятельно.

С директором детского дома, где она воспитывалась, они переписывались до самой маминой смерти. Присылали друг другу семейные фотографии. Это было трогательно: внимательно читая послания, она пересказывала содержание домочадцам, и в ближайший свой выходной писала ответ. Всё очень подробно описывала – на несколько листов. По словам мамы, несмотря на тяжёлые жизненные обстоятельства, любви и сердечного тепла воспитателей и учителей им хватало. Она считала, что для детей это самое важное в воспитании.

В Отечественную войну, по ее словам, досталось горя всем. И на фронтах солдатам, и в тылу, но как жили дети в детском доме – это представить теперь очень сложно. Их детский дом находился рядом с лесом, в котором воспитанники собирали ягоды, корешки и грибы, а зимой дежурные ходили за дровами: сами пилили сухостой, и эти «чурки» таскали к буржуйке. Установленное дежурство по дому только болезнь могла отменить. Старшие и младшие дети выполняли чётко распределённые обязанности: кому печь топить, кому щепу для освещения сушить и жечь, пока остальные делают уроки. Для бытовых нужд и чтобы помыть деревянный пол, нужно воды из речки наносить. Одеты дети были очень плохо – валенки одни на несколько человек, руки обмерзали, пока огромное ведро доносили до дома. В больших спальнях кровати двухъярусные из брёвен, сбитые учителями. Ночи иногда были такими морозными (влажность высокая), что мамины волосы примерзали к подушке. В те времена, когда совсем голод одолевал, и живот буквально прилипал ночью к позвоночнику, дети небольшими группами шли в поле, где осенью росла картошка. Долго искали, ковыряя палочками пахоту, и находили случайно забытые перемёрзшие клубни, которые имели отвратительный запах. Разводили костерок, и на металлическом листе пекли эту картошку. Получались лепёшки, ужасный запах немного уходил, но кушать это могли только некоторые. У маленькой мамы, несмотря на сильный голод, возникал рвотный рефлекс, она не ела, но зато грела руки у костра. Всё лето воспитанники ходили босиком, обувь выдавали только на сезон – с 7 ноября и до 1 мая. Новая была в основном подарком от «союзников», её выдавали отличникам. А ещё, так как у мамы был самый маленький размер ноги, ей выпадало счастье каждый раз носить новенькие ботиночки. А остальные донашивали, как в большой семье, за старшими. Жители ближайшей деревни, державшие коров, иногда делились молоком. Неоднократно мама вспоминала самое лучшее лакомство её детства, которое давали только по большим праздникам – молочный кисель. Она описывала свои впечатления от этого десерта в превосходной степени. А я, немного отхлебнув однажды этот напиток, оставила его недопитым. Какое детство было у тех детей? Что пережили они в годы войны? Как девочка, окончившая 7 классов и ремесленное училище, не имея родной души в мире, выжила, не ожесточившись? Долго ещё после войны она была голодной и полуодетой. Для нее запах черного хлеба был лучшим ароматом в мире. Всю свою жизнь мама много читала, она выписывала через почту атласы, справочники, карты, собрания сочинений классиков и работы философов, ей всё было интересно, даже слушать оперу по телевизору. Она сажала меня рядом с собой и объясняла всё, что происходит на сцене, обращая внимание на прекрасные голоса и музыку. «Если ты мало знаешь, не развиваешься – ты становишься пустым, как пробка. Неинтересным для окружающих» - говорила она. В то же время знала массу смешных и скабрёзных песенок и стишков из народного фольклора, и озвучивала их по случаю.

Откуда у неё было море неиссякаемой доброты, мудрости и любви к ближним? Она дарила её нам в таких огромных количествах, что прошло уже 18 лет, как она тихо ушла от нас, а «заряда батареи», заложенного в наши души, до сих пор хватает. Вспоминаю её каждый день своей жизни, мне кажется, что я недодала ей любви и внимания. Как хочется иногда прижаться к ней, такой тёплой и мягкой, и тысячу раз сказать: «Спасибо за всё, ты – самая лучшая мама…»