Истории свердловчан, которые прошли Великую Отечественную войну
9 мая Россия отпраздновала 80-летие Великой Победы. В Свердловске живут люди, прошедшие дорогами войны. «Твой город» попросил их поделиться своими историями
Зоя Петровна Сорокина 1929 года рождения, вдова, проживает с дочерью.
– Через три года после начала войны, сразу по окончании школы ФЗУ (фабрично-заводского ученичества) в городе Буй Костромской области, меня вызвали в военкомат и отправили в паровозоремонтную колонну. Она находилась в Ленинградской области, городе Кандалакше, а позже в Мурманске.
«Взрослые и грамотные»
– Выпускников ФЗУ, несмотря на возраст, не считали подростками, мы были полноценной рабочей силой: взрослыми и грамотными. Пришлось работать осмотрщиком, слесарем и смазчиком, рабочий день с восьми до восьми, но мне было все очень интересно. Одной из обязанностей было наведение порядка на железнодорожных полотнах и в цехах.
Жили в небольших товарных вагонах по 10 человек, которые стояли далеко от вокзала, прямо в них и перевозили везде, где требовалась наша помощь. Временами вагоны перегоняли ближе к фронту, а нас группами около десяти человек посылали на зачистку территории после боев. Тела погибших убирали до нашего приезда. Перед нами стояла задача проходить обозначенный участок, внимательно искать и собирать на нем незамеченные останки. Конечно, было страшно брать в руки такие «находки», но никто из нас не отказывался идти и выполнять задание: не плакал, не кричал, об этом даже речи не было. В поле находились целый день: дождь идет, морозец небольшой, грязь невозможная под ногами. Сапоги на мне были кирзовые, портянки промокали, конечно, но некогда было мерзнуть, бежали по полю: схватишь что найдешь, в мешок – и бегом дальше.
Не помню точно, ничего нам, по-моему, не платили, но зато кормили три раза, обували, одевали. Почти у всех были вши, выводили их керосином, а после мыли голову хозяйственным мылом. Никаких других гигиенических средств не было. Но ничего, выжили.
По тем временам было нормально, все устраивало. На танцы бегали, конечно. Собиралась там вся молодежь из города и одевали-обували то, что у кого было. Фуфайки новые дадут, а мы и рады, танцуем прямо в них вальс, танго, фокстрот. Пели старые песни. «У меня под окном расцветала сирень» – это была моя любимая, всем она нравилась. Когда узнали о победе, как мы плясали, радовались, а вечером купили по пол-литра «белой» и напились…
Победа
– Война закончилась, но только в 1946 году нас отправили по месту прописки, где еще сильно ощущалась нехватка провизии. Город нищий совсем, но жилье дорогое, мы с подругой снимали комнату, за нее отдавали почти всю зарплату, заработанную на железной дороге. Долго еще пришлось носить железнодорожную форму. После войны можно было по карточкам получить хлебушка, крупы, макарон.
На хлебозаводе в хлеб зачастую добавляли отруби, а если с чистой муки испекут, пухленький, «папочник» называли.
Трудновато было выживать, если рассчитывать только на карточки. Но мы сильно не голодали, потому что моя мама в деревне жила за 12 километров, у них было небольшое хозяйство, и она нас подкармливала, конечно. Да еще и дедушка немножко охотился.
Молодая Зоя с родней, 1950-е годы
В выходной, бывало, пешком к маме придем, молока напьемся, с собой кое-что из продуктов захватим – и назад. На обед себе в основном картошку варили, суп из того, что копали в огороде: корешки или репу. Чтобы понять цену маленькой конфеты, скажу так: такое правило было дома – к кружке чая полагалась только одна конфетка-подушечка, а если хочешь вторую конфету, то только с еще одной кружкой чая.
Моей старшей сестре-учительнице покупали хорошие вещи, после нее их носила средняя, а уж потом все это доставалось мне. Для того чтобы сфотографироваться на память, вещи и обувь просили у знакомых, ведь в обычной жизни носили совсем другое.
На Донбасс
– В Свердловск мы с мужем приехали на заработки в 1965 году, город уже жил: ходили автобусы, открывались новые предприятия, и доброжелательные люди нам встречались. Муж устроился работать на шахту №68, а я в ЖЭК кладовщиком и снабженцем, в 70 лет ушла на пенсию, трудовой стаж 56 лет.
Когда осталась без мужа, никогда ничего ни у кого не просила. Живем с дочерью в квартире, а здесь много не нужно. Несколько лет взаимодействуем с Ириной Поповой, начальником управления соцзащиты. Выражаем искренние уважение и благодарность хорошему человеку и грамотному специалисту за внимание и заботу.
Надежда Константинова
«Остались мы на зиму голодные»
Надежда Ивановна Крылова 1929 года рождения, уроженка города Петровское Краснолучского района. Вместе с братом и мамой в годы Великой Отечественной войны была участницей партизанского подполья.
– О том, что война началась, мы узнали из репродуктора, который был установлен в совхозе, тотчас – крик, плач. Старший брат как раз окончил 10 классов, его и отца сразу забрали на фронт, служили до конца войны. Остались мы со вторым братом и мамой дома.
Помню, мы купались в реке, вдруг летит немецкая рама. Мы бегом домой, через некоторое время и сами немцы пришли в наш населенный пункт. И вот подъехал один на лошади: «Матки, яйки давайте!» Несколько женщин стояли рядом со мной, а куры, цыплята бегали вокруг, и никто с места не тронулся. Немец встал с лошади, две курицы зарубил, забрал и уехал. А потом уже двери в наших домах не закрывались день и ночь, фашисты приходили в любое время. Выкопали всю нашу картошку, остались мы на зиму голодные. С началом войны подростки перестали учиться, все работали в совхозе. Фашисты угоняли молодежь в Германию на работу. Чтобы этого избежать, мама сделала нам с братом царапины на ногах бритвой и приложила к ним на ночь чеснок. Уже утром появились раны. Немцы боялись нечисти, поэтому, осмотрев Михаила на бирже, не стали его брать.
У кого во дворе были коровы, их забирали для нужд совхоза, пахали на них, а сеяли вручную.
В партизанском отряде
Мы с мамой и братом стали участниками подпольной группы: доставали и расклеивали листовки, устраивали диверсии. Брат узнал, на каких полях совхоза растет табак, рвал его и приносил домой, а мама сушила и отправляла раненым. Мы внимательно прислушивались к разговорам и передавали всю информацию в отряд. В годы войны мы, 13-15-летние, стали взрослее на несколько лет.
Однажды меня послали посмотреть поле после боя: что да как, может, письма солдат найдутся. После всего увиденного ужаса я неделю ходила в таком состоянии, что, если бы меня даже казнили, мне было бы все равно.
А потом 7-й гвардейский кавалерийский корпус пришел из Сталинграда в Ворошиловград. Их заданием было прорвать фронт и уничтожить все вооружение в Дебальцево, чтоб немцы на фронт ничего не доставляли. Возвращались обратно мимо нас, через Фащевку. На это время полиция и комендатура сбежали, а мы после боя вытаскивали раненых и расселяли по квартирам. Никто из местных не отказывался, в том числе и мы… После узнали, что спасли подполковника Милованова. Прятали его 7 месяцев в подполе деревянного барака, где жили. У соседей тоже лежал молодой лейтенант, у которого началась гангрена из-за обморожения ног. Немцы из комендатуры и полицаи, которые снова вернулись, заходили в каждый дом и спрашивали: «Матка, есть раненые?» Мама тогда отвечала: «Нет. Я ж не могу рисковать, ведь у меня двое детей». Если бы они смахнули тряпку под столом, увидели бы люк в подполе, на месте бы всех расстреляли.
Есть в доме совсем нечего было, поэтому брат добывал простые белые нитки, я вязала носки. И мы за несколько километров, по пояс в снегу, носили их обменивать на еду. Были рады всему, что дадут. Если ты полведра пшеницы принесешь – большое счастье.
Один из участников подполья всех выдал. Однажды барак, где собирались члены партизанского отряда, окружила полиция. Как стемнело, открыли стрельбу, и, избив прикладами, забрали в гестапо всех, кто там был, в том числе маму и брата. Всю ночь били. Рано утром я пошла к квартире А.А. Шейко (организатор подполья) и увидела, что вся трава в крови, недалеко лежит его порванный и окровавленный пиджак. Знала, что в нем был зашит партбилет, и, если его найдут полицаи, сразу расстреляют и его, и меня. И все-таки забрала вещь к нам домой и спрятала.
В полном одиночестве
Я осталась совсем одна, было мне 13 лет, не знала, что происходит с мамой и братом, и где они. Пришли к нам домой комендант с переводчицей, обыскали, все перевернули, сорвали полы. Наставляли на меня оружие и требовали, чтобы я сказала, чем занимались мама, брат и тот мужчина, что жил у нас. Я отвечала: «Ничего не знаю, хоть убейте».
Все полицаи были из нашего города. Избивали тех, кто попадал в отделение, до полусмерти. Потом полицаи и предатели сбежали вместе с немцами, а их семьи в основном оставались жить среди нас. Но были такие случаи, когда дочь полицая ушла в Красную Армию. И все же руководителя отряда, взявшего на себя все, позже расстреляли. Всех остальных участников отряда отправили в лагерь.
Полицаи устроили гулянку в нашей квартире, меня выгнали, и я пошла в совхоз, где мы раньше жили. Взяла с собой пятилетнюю девочку, мать которой, как и других участников подполья, забрала полиция. Люди боялись взять нас к себе, дать кусок хлеба, потому что мы были «на подозрении». Поэтому я пошла работать, чтобы хоть как-то прокормиться. Но управляющий совхоза за мою работу не давал даже жмыха. «Тебе не только жмыха давать – тебе надо быть там, где твоя мать».
Но люди отламывали по кусочку хлеба и все-таки давали покушать, так мы и прокормились. Тогда я уже теряла надежду увидеть своих родных.
За несколько дней до прихода нашей армии увидела своего брата Михаила. Он был очень худой и побитый. Миша рассказал подробности своего побега. Я бы не узнала его, если бы наша встреча состоялась не в нашем доме. Оказывается, в лагере давали миску баланды и маленький кусочек хлеба в сутки. Люди были похожи на скелеты, обтянутые кожей.
Миша сообщил о том, что мама жива и находится в лагере. Хотя мне начальник лагеря до этого сказал, что лично ее расстрелял. Позже пришла и мама, она еле на ногах держалась – избитая и худая. Но находиться дома им было опасно, они прятались у знакомых, пока нас не освободила Красная Армия.
К нам однажды пришел один знакомый, он в полиции работал, сказал маме: «Алексеевна, вас хотят расстрелять». Вечером полиция приходила, но не знаю, почему они нас не расстреляли. Ночью не спали, ждали, что нас придут расстреливать, как потом оказалось, что всю ночь немцы отступали. И вдруг в четыре часа слышим родной голос, выскакиваем, а это наши разведчики. Наутро нас уже освободили.
Это было осенью. Яблоки уже поспели, мы ими угощали солдат. После войны я работала в телефонной станции, позже как комсомолку направили на три месяца обучения в Луганск. После чего работала продавцом. В Свердловск переехала к сыну.
«Все у меня есть»
Ко мне приходит помогать женщина два раза в неделю: убирает, ходит за покупками.
Когда исполнилось 95 лет, Андрей Сухачев приезжал меня поздравить с подарками. Я и не ожидала, не думала. Все получилось душевно, было очень приятно. Да еще дети такой прекрасный концерт показали. Я никого не беспокою своими просьбами – ни руководство, ни соцслужбу, – все и так хорошо.
Светлана Наумова
***
Больше новостей — в Telegram-канале «Твой город»
Cледите за главными новостями ЛНР в Telegram, «ВКонтакте», «Одноклассниках».