Как свердловчанин Геннадий Вергун помогал строить БАМ в Сибири

Железная дорога через Восточную Сибирь и Дальний Восток протяженностью 4324 километра связала не только крайние точки СССР, но и жизни многих советских людей. За полвека на комсомольской стройке Байкало-Амурской магистрали участвовало около 2 миллионов человек. Один из них – свердловчанин Геннадий Вергун.

Рельсы упрямо режут тайгу

– Родом я из Львовской области, из города Рава-Русская, – рассказывает Геннадий Николаевич. – В 1952 году наша семья переехала на восток Украины, в Беловодский район. Оттуда я ушел служить в ряды советской армии, и в 1970 году  вернулся домой, но к тому моменту мои родные переехали в Бирюково. Сначала я работал в скорой помощи, но когда женился в 1972 году, пересел на грузовую машину. Мы строили дома в кварталах 50 лет Октября, 60 лет СССР, начинали возводить шахту «Должанскую-Капитальную». Но денег молодой семье не всегда хватало, и я решил вербоваться на Север. Вскоре пришел вызов из Якутска. Поехал сам, но там мне не понравилось, и я зашел на пароход, который шел по реке Лене до Усть-Кута. На тот момент там заканчивались построенная еще в 50-е годы железнодорожная ветка из Тайшета. Там было сконцентрировано множество БАМовских организаций. Я устроился в один из «Мостоотрядов» предприятия «Нижнеангарсктрансстрой». В течение года мы достраивали  мост через Лену. А после этого нас перебросили в Амурскую область, в поселок Дюгабуль. Там мы строили мост через Усть-Нюгжу. В 1983 году переехали в Северобайкальск. Там я участвовал в строительстве тоннелей. Один из них – Даванский тоннель, а вот в 2021 году было торжественное открытие второго. То есть теперь поезда не ждут проезда друг друга, а проходят по смежной линии. Оттуда можно теперь доехать домой почти без пересадок поездом «Тында-Минеральные Воды» до Зверево.

Больше всего поразило простое и доброжелательное отношение. БАМ строили граждане из 15 союзных республик, и никаких межнациональных конфликтов не было. Зарплаты там были достойными, через три года я получил чек на приобретение автомобиля. Только работай!  Но Север ошибок не прощает: люди и обмораживались, и даже замерзали.

Холод собачий

В Дигабуле проживало около 600 человек. В основном строители железной дороги, работники автобазы и мостостроители.

Мост через реку Нюгжу 1441 км, 1981 год

Расстояния на грузовиках приходилось преодолевать огромные. К примеру, соседний поселок находился в 100 км от нас. Кругом перевалы, горы, серпантины. Если грейдер прошел, 300 км можно проехать за 11-15 часов. А после дождей или в гололед и сутки добирались! Никакого асфальта: дорога была отсыпана горными породами. Впереди нас шли лесовики и взрывники, а за нами – путеукладчики. Спецтехника на Севере в основном была импортная, с подогревом. На  «Магирусах», «Феаталисах», «Катапиллерах» ребята ездили в одних рубашках. Мне же доставалось детище советского автопрома, и утепляться приходилось тщательно: унты, полушубок. ЗИЛ на Севере – это просто кусок железяки с постоянными проблемами: то резина лопается, то проводка ломается. Но меня на тросе никогда  не тягали, потому что все неполадки я устранял в гараже. Но, как говорят: и на старуху бывает проруха. Однажды  мчу я на ЗИЛке, за окном минус сорок с ветром, и у меня глохнет мотор. В тех краях в основном погода тихая, даже при –60⁰, но дня по три осенью и весной дует сильный ветер. Все бы ничего, но в кабине у меня пассажиры: начальник «Мостоотряда» в осенних ботинках и его жена в туфельках. До ближайшего населенного пункта  50-70 км, а вокруг глухая тайга. Я понимал, что если быстро не устраню поломку, то нужно сливать воду из радиатора, разводить костер и ждать помощи. В отличие от автобазы, которая ездила колоннами, я мотался один.

Отвалившийся проводок, ведущий к трамблеру, я нашел быстро, но провозился с ним полчаса. Погрею руки на двигателе, и опять под машину.  Сам замерз, и пассажиры сидели, нахохлились от холода. К счастью, двигатель морозом не прихватило, и мы поехали дальше.

Если кто-то встретился, то обязательно дотянут, а так выход один – запаску жечь. На Севере взаимовыручка – самое главное в любой ситуации. Помню, недалеко от Тынды работали корейцы. Они валили лес на нашей технике. Половину оставляли нам, и столько же  забирали себе. Нам запрещалось с ними общаться, и  КГБ следило за этим строго. Один раз еду, а там двое на дороге, голосуют. На дворе –40⁰, а они в ватных фуфайках (как у зеков, только со значком Ким Ир Сена), шапках и резиновых сапогах. Я их подобрал и километров 100 вез до базы. Им тоже запрещалось к нам в поселок заходить. За нарушение порядка корейцев наказывали средневековыми методами: били палками по ногам.  Но несмотря на это, они привозили нам на продажу всякую дребедень: нитки, иголки. Однако, как только они заходили в поселок, пропадали все собаки. Наверное, животные чувствовали, что могут пойти «на первое» (смеется).

Олень – животное доверчивое

Рядом с нами и зеки работали: возили хлысты, то есть стволы деревьев без веток по 20-30 метров длиной. Если такой лесовоз попадался на повороте, то мог просто снести с дороги. Чтобы разминуться, он входил на мою сторону, а я на его. Вдоль Лены были сплошные лагеря, и сидели там не только уголовники, но и политзаключенные. В направлении Северомуйска есть мраморное ущелье, где добывали уран. Разумеется, работали там одни заключенные. Там была всего одна смотровая вышка. Иногда зеки поджигали зону и разбегались, но эвенкам давали задание – за мертвого или живого литр спирта. Да и выжить в тайге без ружья и теплой одежды просто невозможно. Так что бежали они недалеко.

Веселей, ребята!

Испокон веков те места населяют эвенки, там даже находили наскальные рисунки древних людей. Их поселок Усть-Нугжа от нас располагался в 60 км.  Местные в основном занимались оленеводством, жили с охоты и рыбалки. За всем необходимым  ездили в Тынду, за 300 км на оленях. Это давнее поселение, еще при царе туда ссылали каторжников.  Между собой они по-своему «бельмекают», но довольно сносно говорят и по-русски. Имеют привычные для нашего слуха имена и фамилии. Видно, что сосланный три века назад в Сибирь протопот Аавакум Петров  там провел большую работу.

Эвенки добродушные, как дети, но я бы сказал, не очень работящие. Устроился к нам подсобным рабочим эвенк. На БАМе в основном действовал сухой закон. Если привозили чешское пиво в алюминиевых бочках или сухое вино «Гымза» – это праздник!  Борьба с зеленым змием там велась сурово: за пьянку могли даже снять с очереди на автомобиль.  Но ребята находили выход из положения. В тормоза немецких самосвалов заливали чистый спирт. Первое время его поставляла Германия. Хлопцы разбавляли его и пили. А вот когда уже на поставку перешел Советский Союз, то там иногда попадался этиловый спирт, и для некоторых такой «аперитив», к сожалению, становился последним.

Да и родные нас не забывали: когда собирали посылки с гостинцами, обязательно в семечки зарывали бутылку самогона. Вот мы и  решили угостить эвенка «огненной водой» с «Большой Земли», так он после этого три дня на работу не ходил, а когда его вызвали, сказал: «Моя с начальником пила, на работу не ходи! Восьмерка ставь!».

Издавна жили эвенки в чумах. Это пирамида из жердей, обернутая шкурами, с каменным очагом. В советское время для них стали строить дома из бруса, но благами цивилизации они пользовались на свой манер: посреди большой комнаты стояла буржуйка, а вокруг нее – оленьи шкуры. Туалетов они не признавали, а ходили по старинке в тайгу. К заборам тоже отношение было своеобразным: зимой они срывали штакетник и топили им печку. А как забор заканчивался, шли в поссовет и жаловались: «Начальника, у меня дрова закончились!» (смеется).

На всякий случай у меня всегда в машине был неприкосновенный запас:  сало, сгущенка, тушенка и бутылка с «перваком». На этот джентльменский набор я даже выменял у эвенков доху из оленьего меха.

Я эвенкийской еды  не пробовал, зато отведал бурятского блюда – байкальскую нерпу. От жирного мяса тюленя без приправ и овощей я был не в восторге, но фуражку из нерпы ношу до сих пор. У нее плотный мех, который отталкивает воду. А вот беличьей шапки так и не дождался. Я настрелял с десяток белок, и отдал эвенку, и он «шьет» по сей день.

Однажды к нашему жилью прибился молодой олень. Я с ним сфотографировался, и уехал в командировку. Но по возвращении узнал, что хлопцы пустили его на мясо. Вскоре пришел эвенк и говорит: «Передали, что моя оленя здеся!». Все, конечно же, отказались, но следы преступления скрыть не удалось. Хозяин отыскал кости и говорит: «Буду жаловаться начальника!». В итоге ребята решили загладить свою вину: гостя напоили, накормили, сводили в баню. Уходя он пообещал, что приходить будет каждый месяц.

Межнациональные браки редко, но случались. Один старатель, который мыл золото, остался в эвенкийском поселке зимовать, и вскоре женился. Эвенка родила детей. Однако когда пришел БАМ, он пошел работать в бамовскую организацию, осмотрелся, а здесь русских женщин понаехало одна краше другой, и решил разойтись с женой. Однако начальник «Мостоотряда» запретил разрушать брак: «У тебя трое детей! Живи и работай!».

За строительство магистрали меня наградили  медалью, грамотами, а также  вымпелом: «Лучший водитель БАМа». Конечно же, я не один был награжден, но давали их далеко не всем.

В Свердловск мы вернулись в 1994 году, когда перестали финансировать БАМ, купили дом, где и живем почти 30 лет. Я общался со многим свердловчанами, кто строил БАМ: чета Локтионовых строили Северомуйский тоннель, Сусловы жили в Северобайкальске. Мы не теряем связь с Северобайкальском, Улан-Удэ, Омском. Однако многих товарищей уже нет в живых.

Мои воспоминания о Севере красочные, как полярное сияние. Я до сих пор помню окруженный горами величественный Байкал! Чтобы оценить всю красоту, там нужно пожить хотя бы лет пять! Очень хочется побывать в тех местах, но цена на билеты нам, пенсионерам, пока не по карману.

Лилия Голодок

***

Больше новостей — в Telegram-канале «Твой город»