Свердловский «Интерсплав» – слиток профессиональной дружбы

Еще пару десятков лет назад Свердловск считался городом не только шахтеров, но и металлургов. Однако свой профессиональный праздник бывшие работники завода «Интерсплав» давно отмечают в частном порядке.  Завод алюминиевых сплавов ввели в эксплуатацию в начале 70-х,  но пика  развития он достиг, когда был  советско-испанским предприятием.  «Интерсплав» являлся гордостью нашего города. В тяжелые 90-е  ходили слухи о больших заработках и комфортных условиях труда, так что устроиться на предприятие было очень сложно. О том, как работалось в те годы, нам рассказали бывшие работники завода.

Бери побольше, кидай подальше!

– На «Интерсплав» я пошла работать в 1997 году, когда мне исполнился 21 год, – рассказывает Светлана Кулага. –  Меня поставили на сортировку металла. Бригада была большая, человек 20. Мужчины разгружали фуры и вагоны, ну, а женщины были в основном на сортировке.  Работы хватало: на улице лежали кучи металла, и его без конца подвозили грузовики, наполненные доверху.

Цветной лом разбирать приходилось вручную: нам краном сваливали его в кучу. Бытовой алюминий (чашки, ложки) складывали в одну сторону, медь – в другую. Потом приходилось подгребать все это лопатой. Мне, молодой девчонке, выполнять такую работу было трудно.  Поначалу я не справлялась,  бывало, что даже плакала от усталости, но со временем втянулась в работу. Да и с коллективом сдружилась, ведь девчата там трудились молодые, веселые. Мы всегда отмечали праздники, дни рождения. Нам даже с мастером повезло: Константин Перевалко, Цаствие ему небесное, был добрым, но справедливым. Нередко нам от него доставалось: «Девчата, ну что вы как сонные мухи! Давайте быстрее!». Несмотря на свою строгость, мог и по-отцовски пожалеть.

У меня зарплата была самая маленькая по отношению к другим работникам – 250 грн. Но для 1997 года, когда другие денег не получали месяцами – это было очень много!

К тому же, обязательно вычислялся коэффициент трудового участия, и премия порой была почти размером с оклад. Первую зарплату я потратила на одежду: в Луганске купила себе черный классический костюм за 220 грн.  Нас еще и грамотами поощряли. Помню, как я ее получила в первый год работы.

Конечно же, условия труда были не из легких: летом жарко, зимой – холодно. Но работников возили автобусы даже из таких отдаленных точек как Павловка, Медвежанка, ведь на предприятии работало больше тысячи человек. Сначала мы ходили со своими тормозками, а потом девчата из центральной столовой проносили нам еду. Все было вкусно, причем подавали в одноразовых тарелках. Основное меню – это каша и чай с булочкой. Рабочих обеспечивали спецовкой,  на зиму выдавали фуфайки, обязательно каски,  и добротные ботинки (а вдруг что-то упадет на ногу!).

Цех был очень большой, в основном мы работали там, но было такое, что и на улице сортировали, потому что металла было очень много. Мне больше нравилось трудиться на улице в ночную смену: не жарко, свежий воздух. Работали в три смены. В горячем цеху выплавляли металл, в холодном – хранились вылитые слитки (мы их называли «чушки»). Потом эту продукцию грузили кранами, и она шла на экспорт.

Я всегда испытывала гордость за наше предприятие. На вопрос: «Где ты работаешь?» я уверенно отвечала, что на «Интерсплаве»! Даже само слово звучало так представительно! И в ответ: «О! ничего себе!». Думаю, что многие вполне обоснованно испытывали зависть.

Все, что осталось от былой славы

В те годы город во многом зависел от завода, ведь налоги мы платили исправно. Помню, в снежные зимы наши мощные трактора «Volvo»  расчищали не только прилегающие участки, но и улицы города и поселки. Директор Виктор Болденков это делал уже просто «от себя».

Я проработала на заводе 11 лет, и застала не только его расцвет. В последние годы моей трудовой деятельности предприятие было уже на грани развала.  Когда проезжаю мимо, смотрю, и душа болит, потому что сейчас там все разбито, даже окна повырваны. А в те годы на завод было любо-дорого посмотреть, ведь даже вывеска «Интерсплав» была с подсветкой, и ночью ее было видно издалека.  Теперь остались только теплые воспоминания. Именно там я нашла друзей, с которыми до сих пор поддерживаю отношения. К сожалению, многие уехали, некоторых уже нет в живых.

Раньше День металлурга отмечали на стадионе, так же, как и День шахтера,  с салютом и концертом. Но после праздника люди не расходились, продолжая общаться небольшими компаниями. А по домам разъезжались на такси далеко за полночь. По истечении стольких лет праздник не потерял для нас своей значимости, потому что встречаемся мы в этот день обязательно.

Глядя на слаженную работу предприятия, в те годы даже в страшном сне не могла представить, что все это развалится. Когда шахтеры выходили на манифестации и били касками об асфальт, я не знала, что это ждет и нас. Я была уверена, что буду работать до самой пенсии. Глядя на его нынешнее состояние, уже не верю, что предприятие воскреснет, потому что для восстановления туда столько финансов нужно вложить...  А как бы хотелось возродить его работу!

«Дым Отечества нам сладок и приятен»

– На завод алюминиевых сплавов я устроилась в 1980-м году, – рассказывает Раиса Березовская. – Я жила в поселке Луначарского, поэтому работу старалась найти поблизости, и выбрала «алюминиевый». Завод сразу произвел на меня хорошее впечатление, там работало около тысячи человек. Были даже семейные династии. К примеру, только со мной еще трудились две сестры. Люди были очень хорошие, как простые рабочие, так и высокое начальство.  Тогда возглавлял предприятие Евгений Болотов, а главным инженером был Виктор Степаненко.

Первые пару лет я работала сортировщицей на «риметале» – это был отдельный цех, где сортировали шлаки. Там было четыре бригады по пять человек. При этом работала специальная установка, где отобранный алюминий закладывался в специальный барабан. Там большими металлическими шарами вся эта масса разбивалась, и на выходе мы уже получали однородный блестящий металл, который шел на переплавку.

Через пару лет я выучилась в Донецке на другую специальность, и последующие годы трудилась крановщицей.

Когда предприятие стало «Интерсплавом», работать стало лучше, да и зарплата стала еще привлекательнее. В девяностые годы люди, можно сказать, голодали, а мы кризиса даже не заметили. Некоторые нам завидовали и часто негодовали по поводу выбросов в атмосферу.  Но мы всегда стояли горой за свое предприятие и стойко отражали эти нападки. Тогда ведь не только завод влиял на атмосферу, а терриконы как дымили? А у нас была установлена газоочистка: в системах стояли специальные фильтры, и в большей степени они справлялись с нагрузкой. Но на производстве бывает всякое, так что случалась и утечка газа (к примеру, забивались фильтры) но это было крайне редко. И даже когда рассказывали небылицы про разноцветный снег, хочу сказать, что я этого не помню, хотя и жила невдалеке. Но, конечно же, это считается вредным производством, и за это мы получали специальную доплату. Но на пенсию я шла не по первой сетке, а по второй. По первой категории шли газоочистка, плавильщики.

Зимой было не жарко. Раиса Березовская (справа вверху)

Когда пришли испанцы, они модернизировали цеха, привезли  оборудование, поставили несколько печей. Новая продукция стала сертифицированной, потому что ее отправляли на экспорт. Было чувство гордости, что нашу продукцию раскупают за границей. Испанцы, когда приезжали, всегда посещали цеха. Для нас «заграница»  тогда была чем-то неведомым, а жителей капиталистических стран вообще воспринимали почти как инопланетян. Несмотря на то, что это было высокое начальство, при общении с нами они вели себя просто и непринужденно. Наши плавильщики тоже ездили в Испанию по обмену опытом. Как они рассказывали, встречали их там очень хорошо.

У нас такой дружный коллектив был, да мы и сейчас общаемся, и справляемся о делах друг друга. Всегда собираемся на День металлурга где-нибудь в кафе, и многое вспоминаем. Некоторым хочется прийти на свое рабочее место, посмотреть, что от него осталось. А вот я категорически против, потому что у меня в душе таится какая-то обида на тех, кто не смог сберечь предприятие. Я уволилась в 2006 году, и завод «умирал» не на моих глазах. Я уже 16 лет на пенсии.  Сейчас, когда проезжаю мимо того, что осталось от предприятия, то просто  за голову хватаюсь: «Боже мой, какой завод был! Столько людей работало!». Сейчас там все разрушено снаружи, и, как рассказывали те, кто там был, – раскурочено, а в моей памяти он остался на плаву.

Лилия Голодок