«Не мог представить, что проживу сто лет!»

Целый век жизни Бог отмеряет избранным - в их судьбах отслеживается не только личная история, но и вехи развития общества. Николай Дедов, который 31 мая отметил свой сотый День рождения, охотно согласился рассказать о своей жизни, и в преддверии юбилея корреспондент «ТГ» отправилась в гости к Николаю Аксентьевичу, который встретил его в добром расположении духа

- Родился я в Кировоградской области, в деревне Аврамовка, - рассказывает юбиляр. - Правда, на свет я появился не в 1920, а в 1919-м. Шла Гражданская война, на дорогах  орудовали банды: Махно, Маруси, царил полный хаос. Но как только разогнали анархистов, и установилась советская власть, меня зарегистрировали, и эту дату вписали в графу рождения.

Железная крыша и глиняные полы

Детство мое было тяжелым - в 1929 году началась коллективизация, создавая  колхозы, у людей отбирали скот - коров тащили со дворов силком. Мы тоже держали корову и лошадь, так что эта участь не минула и нашу семью. Дом, в котором мы жили, купили в долг.  В деревне крыши крыли соломой или камышом, а у нас была железная, и многим мозолила глаза. Вот за это и раскулачили. Еще из «богатства» был сундук, лавка и стол. Когда пришли описывать имущество, удивились, что в доме глиняные полы.

Отец не выдержал такой жизни и сбежал на Кавказ, в Сухуми,  а меня с братом забрал дед. Когда доехали до Москвы, дед решил нас оставить, как котят, причем, не потому, что не любил нас, просто денег не было даже на еду. Он спрятался, и когда к нам подошел военный с женой и хотел взять только одного из нас, из-за колонны с протянутой рукой вышел дед и заплакал: «Дайте на хлебушек, мальчишек покормить!». Нас накормили и обратились в милицию, и вскоре стражи порядка посадили нас в поезд, но на ближайшей станции нас высадил контролер. Так и добирались домой перебежками более чем полмесяца (плачет). Нас с братом сельчане жалели, иногда подкармливали, ведь многие из них были нашими родственниками, но все равно без родителей жилось  туго, и решено было нас  отправить к ним. Плыли мы к отцу на пароходе по Черному морю. Возле Новороссийска начался сильный шторм, так что нас в трюмах так заливало, что думали - не выживем.

В это время дома голод настал такой – страх Господний! В нашей деревне люди желуди собирали, ели траву, а в соседних доходило даже до каннибализма. Но на Кавказе с едой было легче, даже рыбаки делились уловом. Однако приключилась другая беда – я заразился  малярией, болел тяжело. Врач сказал: «Если вы не поменяете в течение двух недель климат, то ребенка потеряете!» Решено было ехать к родному дяде на Донбасс. Он жил в Павловке, где в брошенном доме поселились и мы. Отец устроился в Центральные механические мастерские кузнецом. В сельской школе я закончил 7 классов, и вскоре мы переехали в  Шарапкино, там я застал еще каменные домики и заборы. Там только открылась школа, и несмотря на то, что у нас с братом разница 2 года, занимались мы в одном классе, и учились хорошо. В 1940 году я закончил десятый класс – это был первый  выпуск второй школы.

Дочь Галина:  «За папой ухаживаю я: в общем – и повар, и медсестра в одном лице. Каждое утро около часа занимаемся зарядкой, для этого я смастерила специальные «гантели», - достает литровые пластиковые бутылки, заполненные сухим рисом, - Стараюсь подбирать  разнообразное меню, но отец всю жизнь любит сало, говорит: «Вредно, но я люблю!». Часто рассказывает, что долго не мог наесться белого хлеба. Так что сало ест только с белым хлебом».

О военной жизни

С боевыми товарищами (крайний справа) - на Берлин

В сентябре того же года меня призвали в армию, попал я в Баку, в зенитную артиллерию. Однако вскоре некоторых ребят, в том числе и меня, направили в Мелитопольское авиационное училище, которое выпускало штурмовиков–бомбардировщиков. Это сейчас с высшим образованием и уборщиками работают, а тогда окончивших десятилетку можно было по пальцам пересчитать. К военной жизни там приучали сразу, даже в столовую нужно было ходить строем с песней. Глядя на то, что мы идем молча, командир повел нас прямо, аж за город, а потом скомандовал: «Ползком!», и мы 200 с лишним метров возвращались по-пластунски, барахтаясь в снегу.  Однако и обед нас удивил - на стол поставили большую миску мягкого сливочного масла, и дали ложки.

В Мелитополе меня война и застала. Как и Киев, его бомбили в первый день.  Услышав взрывы, вопреки законам логики, все  выскочили с перепугу на улицу. Вскоре 13 эшелонов технического оборудования, среди которых были истребители и тяжелые бомбардировщики, оправили в Запорожье, а нас в Саратовскую область. По приказу Сталина учащихся направили в наземные войска, и я попал в первую танковую армию генерала Катукова. Я был командиром орудия – пушка калибра 76 мм  сбоку пробивала танки, в броню снаряд входил, как в масло.

Тяжелые бои проходили под Ржевом, однако самое пекло ждало на Курской дуге. Под Прохоровкой  тысяча танков прет с немецкой стороны и столько же с нашей, и рой самолетов, что солнца в небе не видно! Страшно было! Порой немцы сбрасывали бомбы куда попало, наши бойцы тоже теряли самообладание, и по вражеским самолетам «палили» с пистолета. Было и такое, что закончились осколочные снаряды, и воевать было нечем. Перед боем некоторые солдаты рыли глубокие окопы, которые многим стали могилой - их засыпало землей, давило танками. Окопы надо делать с умом: если окопчик узкий – земля сыплется, а ты поднимаешься вместе с ней. Пока танк не успел отъехать, если не растерялся, можешь выскочить и сзади его поразить.

Свое боевое крещение помню до сих пор:  приехали на линию фронта, занимать огневую позицию, не успели окопаться, как  налетели восемь фашистских бомбардировщиков. Сразу погибли восемь наших ребят, которых разметало на несколько метров. Тогда командиры дали приказ собрать их тела - зрелище это не для слабонервных, а для 18-летних пацанов – тем более. Своих боевых товарищей, которые только что шли с нами плечом к плечу, мы собирали по частям, сложили в плащ-палатку, похоронили по-человечески, и даже поставили деревянный крест. После этого трое суток никто не мог притронуться к еде, пили только одну воду. Та картина еще долго стояла перед глазами.

Однако опасность исходила не только от врагов -  во Львове бандеровцы нам стреляли в спины. С Западной Украины мы направились на Польшу, переправились через Вислу, и пошли на Германию. Когда 2 мая взяли Берлин, наша танковая бригада находилась в 15 километрах. С боевым товарищем мы взяли у местных велосипеды и отправились в Берлин, приобщились к общей радости. Там случился  курьезный случай: захотелось пить, смотрим – местный житель идет с ведрами, нас увидел и бросился наутек, мы за ним. Он выносит бутылку шнапса и угощает. Сразу пить немецкий алкоголь мы побоялись: «Сам выпей!» В общем, приложились только после него.

Донбасс – мой дом родной!

С любимой супругой

Оттуда началась всеобщая демобилизация. У меня почерк был неплохой, так что начальник штаба взял помогать оформлять документы. Я демобилизовался только в декабре 1945-го. К тому времени родители вернулись в Кировоградскую область, и я направился к ним.  Домой меня нагрузили трофейными вещами так, что  отец встречал с подводой - это были тюки материи  и другая «мануфактура». Отец долго этим расплачивался: тому - отрез ткани за работу, тому – ботинки.

Еще на фронте я вступил в партию, и через пару месяцев после приезда вызывают меня в райком и рекомендуют в председатели колхоза. За советом я отправился к отцу. Батька сказал: «Чем ты собираешься поднимать колхоз? Нет ни лошадей, ни скота! Люди на посевную выходят с лопатами. Не забывай, что ты сын раскулаченного, тебя просто заклюют!»

Окончив в Кировограде бухгалтерские курсы, в 1947 году я вернулся на Донбасс, но приехал не один. Я увез из деревни еще и заведующую начальной школы, ведь Мария Антоновна к тому моменту стала моей супругой. Деревня наша была небольшая, в сотню дворов, так что с будущей спутницей жизни мы были знакомы с детства. В свое время моя мама  крестила Машу, и когда я выбрал ее в жены, сказала: «Она и так мне крестная дочь, так что станет еще раз дочерью!»  Женились мы «пышно»: шли босиком 7 км до сельсовета. Там секретарь нас расписала, и новобрачные вернулись домой – вот и вся свадьба.

В Свердловске мы сами построили дом, вырастили двоих детей – сына и дочь. Я хотел быть инженером, но оба стали педагогами.

Движение - это жизнь!

У меня комфортная старость: делаю зарядку, смотрю телевизор, читаю газеты, я живу  в тепле и добре, однако большую часть своей жизни провел в трудностях. Возможно, голод, холод и разруха меня закалили. Во время войны болеть было некогда, ведь спать приходилось даже на снегу. Никогда даже и предположить не мог, что мне удастся прожить сто лет.

Коллектив «ТГ» от всей души поздравил юбиляра! Пожелал крепкого здоровья, силы духа, бодрости тела, жизненного оптимизма и хорошего настроения!

Лилия Голодок