"Не забудь, медали я Пашке обещал!"

Николай Тищенко

О Николае Прокофьевиче Тищенко нам по телефону рассказала его супруга Неонилла Яковлевна

- О войне муж рассказывал часто, но многое стерлось из памяти, ведь мне уже 89 лет, – рассказывает Неонилла Тищенко. – На фронт попал, можно сказать, мальчишкой, и сразу на передовую.

Николай Покофьевич был ранен, но ранение было легкое, так что в санбате он задержался ненадолго – немного пересидел и снова в бой. В одном из сражений рядовой Тищенко принял командование на себя. Так случилось, что их две роты бросили в наступление с одной и другой стороны фланга, и в этой схватке оба командира погибли, а сержанты тяжело ранены, в общем – командовать некому. Так что нужно было кому­-то брать инициативу  в свои руки, кто-то выкрикнул: «Тищенко!» До войны муж закончил 7 классов, раньше такое образование получали далеко не все. Так что таких ребят считали грамотными. Несмотря на юный возраст, муж был высокий и горластый, так что его призыв: «За мной, в атаку!» слышали все!

Помню, когда дети начинают шуметь или я что-­то начну возмущаться, у него всегда была одна поговорка: «Тише, танки едут!». Это всегда вызывало смех, чем разряжало обстановку.

Муж был участником Парада Победы в Берлине, для этого выбирали не только отличившихся в бою, но и крепких стройных ребят, которые хорошо владели строевым шагом. Ведь колонны советских воинов­-освободителей проходили через Бранденбургские ворота, через которое в свое время прошли многие победители. Однако в этот раз над легендарными воротами развевался флаг СССР, и 20 мая 1945 года под ним прошли советские солдаты. В этом мероприятии принимали участие многие советские военачальники, среди которых был и «маршал Победы» Константин Жуков. Во время построения он обратился к правофланговому  во второй шеренге Тищенко: «Как дела, солдат?» Ответить человеку такой величины о своем боевом настроении, пожалуй, каждый счел бы за честь. Домой Николай Тищенко вернулся не сразу после победы, ведь столько людей полегло, а Родине служить кому-­то надо. Он еще служил пять лет на Урале под Читой.

Снимок В. Темина с Берлинского парада  Победы в майские дни 1945 года, где во втором ряду шагает мой муж, обошел многие советские издания. У нас сохранилась газета «Красная Звезда»  за 9 мая 1969 года, на второй полосе в рубрике «Победители»  стоит это фото. Супруг помнил, с какого ракурса сделан снимок, поэтому узнал себя сразу, так что подписал себя, указав стрелочкой: «Это я!».  Такой же снимок был в журнале «Огонек» , по его просьбе редакция выслала глянцевую фотографию, которая висит у нас в рамочке на стене. В свое время ее копия размером полтора на два метра размещалась в нашем музее.

Марш победителей, Берлин, 20 мая 1945 г.

Мы оба закончили Донецкий индустриальный институт им. Хрущева и стали инженерами по разработке пластовых месторождений. Муж работал в тресте «Свердловуголь», а я - в дирекции строящихся предприятий.

Однако встретились мы еще в Ворошиловградском горном техникуме, и началось знакомство со скандала. Он пригласил меня сесть неудачно на скамейку ­- я упала на коленку, и поперла на него. Вскоре я простила  неудачную шутку, потому что увидела человека глубже, ведь такие люди – большая редкость. Вместе мы прожили 55 лет, Николай был хорошим семьянином, мужем, отцом, мы вырастили двоих детей. Сын, к сожалению, тоже  умер, я живу у дочери.

Всех военных наград я не помню, но точно он был награжден медалями: «За победу над Германией», «За отвагу», «За взятие Берлина», «Орденом Славы» I степени, «Орденом Отечественной войны I степени».  Когда приходилось выступать на митингах, он всегда надевал регалии, а маленький внучек просил: «Дед, дай поносить!», на что он всегда отвечал: «Вырастешь – я тебе их подарю».  В конце своей жизни он мне напомнил: «Мать, ты же не забудь про медали, я же Пашке пообещал!», а 4 января 2012 года в возрасте 86 лет любимого мужа не стало. Все реликвии, как завещал Николай, я передала уже взрослому внуку, а с ними - военную библиотеку, которую на протяжении всей жизни собирал муж. Это не художественная литература, там были мемуары Жукова, Конева и других советских военачальников, а также генералов немецкой армии.

«Пальцы есть?
– Значит, годен!

­ Мой дедушка по маминой линии Федор Иванович Гусаров был беспризорником, – рассказывает настоятель Свято­-Покровского храма в с. Дарьевка игумен Герман. Он не любил рассказывать о детстве, и, как и большинство фронтовиков, – о войне. Правда, я узнал от него, откуда взялась его фамилия. Время от времени на беспризорников организовывали облавы, так что, когда его поймали, он хорохорился, как гусар, вот ему и дали такую фамилию, а отчество получил самое распространенное.

Федор Гусаров на митинг шел при параде

Так что, когда началась Великая Отечественная, нельзя точно сказать, сколько ему на тот момент было лет, откуда у беспризорника документы? Но известно, что год он себе приплюсовал, чтобы пойти на войну: вместо 17 сказал, что ему 18 лет. В ту пору с беспризорниками особо не церемонились, так что медкомиссию он прошел за пару минут: «Сидит медсестричка, что­-то пишет, и глаза на меня за все это время так и не подняла. Только задала один вопрос: «Пальцы на руках есть?» ­- «Есть!» - "Значит, годен. Главное, чтобы стрелять мог". А перед тем, как попасть в саперную роту, у него спросили, есть ли родители, чтобы не было кому печалиться. Попал он на Ленинградский фронт. Он получил несколько осколочных ранений, с последним его списали.

С войны он рассказывал только пару случаев, они короткие, но очень поучительные. Перед отступлением, чтобы задержать противника, нужно было подорвать мост. Для этого не давали приказы, а искали добровольцев. Ведь если кто­-то пойдет по принуждению, а сам будет бояться, человек может просто погубить всю разведроту.  В общем, глубоко в тыл с разведчиками пошли три сапера, среди которых вызвался и мой дед. «Мы худо­-бедно пробрались к этому мосту, сидим в засаде, осматриваемся, ждем удобного момента. Смотрим, а там немцы голяком купаются с нашими «девицами». В советское время таких историй о советских людях, ковавших победу в тылу, разумеется, никто не рассказывал, потому что можно было «по шапке» получить, но, как говорится,­ из песни слов не выкинешь. Просто он был поражен этим контрастом – соотечественников, которые гибли за Родину, и тех, что веселились с врагами, разделяли, всего несколько километров. Мы привыкли, с нашим патриотическим «Ура!» все встали на защиту, но на самом деле люди относились к войне по-­всякому, так что фраза: «Кому война, а кому мать родная» актуальна во все времена.

Однако помнил он и другой случай – нужно было взять высоту, ведь владеть ею означало держать ситуацию под контролем по всей линии фронта. При каждом штурме  фашисты косили с нее всех начисто, ведь положение было очень удобным. Скоро начали нести большие потери, но приказ есть приказ – надо брать. В общем, при­гнали штрафбат. Налили им по 100 граммов и больше, те «хряпнули» и с остервенением ломанулись в атаку: «За Родину! За Сталина!», продолжили бранью. Конечно, многие были убиты, но главное – они не только выбили немцев, но и ушли на несколько километров вглубь вражеских войск. Их уже начали останавливать, чтобы просто не попали в «котел». То есть, героизм может быть там, откуда не ждешь.

Дед долго лежал по госпиталям с осколочным ранением, после чего его комиссовали. Осколок был близ сердца, так что оперировать его было очень опасно, но прожил он до старости, с ним и умер. В отпущенное Богом время он создал семью, с бабушкой вырастил двоих детей. Бабушку он завоевывал очень долго, ведь она была первой красавицей. Это была история про хулигана и отличницу. Дед «шухарной» был, юмор у него своеобразный. Дочки вечно опаздывали в школу, так он, чтобы проучить своих чад, затягивал на школьной форме узлы. Они надевают через голову, а рукава в узел завязаны.  А в старости и надо мной подшучивал: то перец горький мне в борщ макнет, то еще что-­то.

При этом дед не был разгильдяем, он был уважаемым человеком ­ работал печником, причем клал печи не в частных домах, а в хлебопекарнях. Приходилось ездить по всей Луганской области. Не знаю насчет Свердловска, но в Ровеньках точно участвовал в закладке. Уже будучи на пенсии, его часто брали на консультацию. Помню, возвратился он с объекта, и возмущается: «Это додуматься надо, сложить печь на цементном растворе! Нужно же на глиняном класть!»  Возможно, на выбор мирной профессии повлиял военный опыт, когда после немцев приходилось разминировать, часто сюрпризы находили именно в печках. В разминировании участвовали и собаки. С войны он забрал пса домой - это была серьезная злая овчарка. С ней связан курьезный случай. Как­-то за работой молодые родители не углядели за ребенком, моей мамой. Пропал ребенок, кинулись – нет нигде! Потом увидели – ноги торчат из будки. Там дитя спит, и Букет сидит, зажавшись в угол.

Медали он надевал очень редко,  но я точно знаю, что он был награжден орденом Великой Отечественной. На 9 Мая он, как многие советские люди, шел на парад, дома вывешивал флаг, потому что он жил в частном доме. В Луганске со временем построил флигелек. И туда пускал квартирантов. У него было три домовых книги, где были прописаны люди со всего Советского Союза. Часто к нему приезжали в гости и однополчане. Но вот что интересно – я никогда не слышал разговоров о войне. Эти истории я «вытащила» из деда, уже будучи взрослым, и, видать, он был в хорошем расположении духа.

После войны мирная жизнь стала налаживаться.  У ветеранов были небольшие льготы,­ появился «Запорожец», для них были спецмагазины, где он внукам покупал конфеты «Курочка ряба».  Однако  самое серьезное ранение дед получил в мирное время, ­ когда отношение к Великой Отечественной войне стало меняться, и освободители вдруг стали превращаться в «оккупантов».

Лилия Голодок