Вскрытие покажет: откровения судмедэксперта
Раскрытие самых резонансных преступлений, убийств, вне зависимости от профессионализма следователей и оперативных работников, напрямую связано с заключениями судебно-медицинских экспертов. В преддверии их профессионального праздника я решила окунуться в эту профессию. Узнать тонкости мне помог заведующий Свердловского отделения Луганского Республиканского бюро судмедэкспертизы Валерий Бабенко
Я с радостью всегда иду познавать чужую профессию, в общем, на работу, как на праздник, но в этот раз все было по-другому. Потому что мне предстояло весь день провести в морге, который, пожалуй, у каждого вызывает жуткие ощущения.
Переступив порог здания, которое раньше старалась обходить стороной, я испытала шок. Я перепутала двери, и вместо кабинета заведующего, зашла в секционную комнату, где происходит вскрытие. На двух столах лежали тела, в комнате активно шел рабочий процесс. Увидев происходящее краем глаза, я сразу же попятилась назад. Картина была не из приятных. Пока приходила в себя, вдыхая свежий воздух на улице, подошел и зав. отделения Валерий Бабенко.
Прежде чем начать более углубленно рассказывать о своей работе, Валерий Викторович начал с простого: пояснил, какая разница между судмедэкспертом и патологоанатомом. Оказывается, что патологоанатомическому исследованию подлежат граждане, умершие в лечебных учреждениях по болезни, для установления диагноза, его подтверждения или опровержения. А судебно-медицинскому исследованию подлежат граждане, которые умерли насильственной смертью или с подозрением на нее, отравившиеся, совершившие самоубийство, попавшие в ДТП, а также неизвестные и те, кто умер в стационарах, но из-за травм.
Металлический подголовник никому уже не давит
- В Свердловское отделение судмедэкспертизы я пришел работать сразу же после окончания Луганского медицинского института 32 года назад, в 1988 году. Изначально я должен был работать в Алчевске, но ситуация сложилась таким образом, что карьеру я начал в Свердловске. Все потому, что накануне моего распределения у нас в городе между экспертами произошел внутренний конфликт, который закончился трагедией: эксперт застрелил эксперта, – делится своими воспоминаниями Валерий Бабенко.
Боевое крещение Валерий Викторович прошел с первого дня, как только переступил порог рабочего кабинета. Как говорит заведующий, сразу бросилось в глаза внушительное количество папок с документами. Это говорило о том, что в отделении много трупов, которые нужно было вскрыть и дать заключение о смерти, и делать это нужно было срочно. Понятное дело – у людей похороны. Молодому специалисту учиться было некогда, нужно было сразу выполнять работу. Работать одному было тяжело, так, через три месяца ему дали помощника.
Работаем без планерки
Утро эксперта начинается с кофе, как например, в редакции, а вот планерки как таковой нет. Как выяснилось, в морге процесс весь налажен. Каждый из сотрудников знает, чем ему заниматься. С утра в секционной комнате берется информация о поступивших телах, и за дело. «Чтобы было легче, устроили свою работу так, что каждый эксперт занимается одним и тем же трупом. Начиная выездом на происшествие, и заканчивая допросом в суде. Это удобнее в рабочем процессе, город небольшой, экспертов мало. Раньше работа была построена по-другому: один эксперт едет на место происшествия, второй вскрывает труп, третий опрашивает обвиняемого в полиции. Когда дело передается в суд, то вызывают сразу троих специалистов, что очень неудобно. А если учесть, что в настоящий момент нас работает двое: я и Олег Геннадьевич Ильин, то особо не разгонишься. Почему-то наша специальность не пользуется популярностью. Это связано с невысокой заработной платой. И это касается не только Свердловска. Работа для судмедэксперта найдется в любом городе», – поясняет Валерий Викторович.
Слушая, затаив дыхание, заведующего, я поняла, что, несмотря, на большой опыт в профессии, к этой работе привыкнуть нельзя. Особенно, когда приходится сталкиваться с детской смертью. Как говорит Бабенко, это самое страшное. Невыносимо больно смотреть и слышать, как родители плачут о детях. Чтобы закалить молодых специалистов, такие расследования доверяют им.
Я поняла одно: все, что происходит на работе, каждый из них проецирует на себя.
Как рассказал Валерий Викторович, работа судмедэксперта страшная на первый взгляд, но их задача – докопаться до истины. Если ты профессионал, то откидываешь посторонние воздействия, запахи и другие минусы, с которыми сталкиваешься. Тебе не до того. Тобой движет азарт найти причину смерти. И когда ты ее находишь, получаешь удовлетворение от работы. Ведь благодаря этому, раскроется убийство.
Секционная комната, где проходит вскрытие
Валерий Викторович привел меня в пример: «Когда вы находите какую-то сенсацию, вы же не думаете, что там плохо пахнет, или есть ряд других неприятных факторов? Все это откидывается в сторону, и вы на самом деле занимаетесь интересным делом. Так и мы, эксперты, у нас есть цель – установить истинную причину смерти».
На пенсию не уходим
Посмотрите на улицу, люди морг обходят стороной, боятся сюда зайти, а мы тут, можно сказать, живем. А вот на пенсию в 60 лет эксперты практически не уходят, не доживают. Нагрузка эмоциональная, а как всем известно, все болезни от нервов. Возбудители – это не причина болезни, а провокация. Люди в основном болеют потому, что не могут бороться с болезнями. У каждого человека есть раковые клетки, но не все им болеют, все зависит от состояния организма. Если он сдался, и нет ресурсов бороться, тогда человек заболевает.
Из своей практики могу сделать вывод, что сейчас просто бич сердечно-сосудистых и раковых заболеваний. Задача эксперта – определить, в результате чего человек оказался на нашем столе. Была ли это естественная смерть, скоропостижная, будем так называть, или насильственная. Это одно из самых главных наших предназначений, если бы не это, то нашей службы не было бы вообще.
На месте происшествия
Вопреки всем моим предположениям, судмедэксперт работает не только с мертвыми, но и с живыми людьми. Они участвуют в допросах, исследуют трупы, освидетельствуют живых и подозреваемых. После чего поэтапно дело поддерживают в прокуратуре и суде.
«Например, на месте происшествия, – говорит Валерий Викторович, – я обращаю внимание на состояние одежды, положение тела, но в первую очередь – на отсутствие трупных пятен. Если есть кровоподтеки, рана, то в процесс включаешься активнее, начинаешь рассматривать, напротив чего лежит тело, какие есть рядом следы. Ведь на первый взгляд все может выглядеть как убийство, но на самом деле человек мог просто стукнуться лбом. Если идет подозрение на убийство, то начинаем «рыть землю носом» и искать любую деталь. Часто и густо можно определить предмет, которым нанесли травму. Если вижу рубленую рану на голове, то говорю, чтобы искали топор или что-то с подобными свойствами.
За массивной дверью - холодильная камера
Мы диктуем часть протокола, который касается самого трупа и следов смерти. Отвечая на вопросы следователя, можем описать примерную картину, которая произошла на месте происшествия.
Человек может упасть и удариться, если нет трупных пятен, то начинаем подозревать, что произошло убийство. Часто и густо определяется предмет убийства. У нас не как в великих рассказах и кино, когда приезжает наемный убийца из Кентукки, и убивает нашего Васю. Все происходит совсем по-другому, проще. Используют подручные материалы, никто не привозит специальное вооружение.
Бывает, так случается, что на месте происшествия раскрываются преступления, а убийцами оказываются понятые, иногда на их одежде мы обнаруживаем следы крови, которые он и сам видит. А в процессе расследования выясняется, что все неслучайно.
Необычные случаи
По сей день помню страшную историю, которая произошла в 1991 году, когда погиб мальчик 14 лет. В тот злополучный день, когда произошла трагедия, ребята решили покататься на мотоцикле. Поехали в сторону шахты «Должанская-Капитальная», где попали в ДТП, в котором один из подростков погиб. Второй мальчик испугался и убежал домой, родителям ничего не сказал. А тот, который разбился, остался лежать в траве в прохладном месте. Через несколько дней кто-то из прохожих заметил тело погибшего, так он оказался в морге, где пролежал около 10 дней. Все это время его мама была уверена, что сын у бабушки в пос. Володарске.
Спустя время, мама мальчика кинулась, что ребенок долго не возвращается домой, поехала к матери, и обнаружила, что сын пропал. Только тогда забили тревогу, последней инстанцией, куда она обратилась, был морг. У нас на тот момент не было холодильной камеры, и чтобы хоть как-то сохранить тело для опознания, мы его пытались бальзамировать.
Невзирая на то, что прошло много лет, я до сих пор помню ее глаза, а крик, как эхо в подсознании. Даже сейчас, когда говорю, мурашки по коже, и волосы дыбом становятся.
Плюсы нашей работы
После беседы я немного осмелела и проявила интерес заглянуть в другие кабинеты. Тем более к этому визиту я готовилась заранее, на всякий случай в карман положила нашатырный спирт, который, слава богу, не понадобился. Валерий Викторович предложил пройти в комнату, где исследования мертвых тел решают судьбы живых. Переборов свой страх, я переступила порог комнаты, в которую случайно зашла с утра. Но к этому времени в ней уже никого не было. Два металлических стола с кранами у подножья уже были пустые. О вскрытии тел практически ничего не говорило. На подоконнике стояли баночки с формалином, на столе лежал журнал, где ведется учетная запись поступивших тел. И лишь незначительные тонкие кровоподтеки на полу и на резиновом фартуке мне напомнили картину, которую я увидела утром. После этого я заглянула в холодильное отделение, которое находилось за массивной дверью. Температура холодильной камеры от 0 до +5, но не минус, как мне казалось раньше.
Еще раз окинув взглядом все коморки морга, я засобиралась на выход. Напоследок Валерий Викторович сказал: «Когда на вскрытии оказываются убийцы, я понимаю, что на их могилах будут стоят не кресты, а плюсы нашей работы».
Ольга Рудакова
Cледите за главными новостями ЛНР в Telegram, «ВКонтакте», «Одноклассниках».