«Не спасли внука ни пояс, ни любовь». Памяти свердловчан, погибших в СВО

О Тимуре Федотове рассказала его бабушка Лидия Александровна:

– Внук  появился на свет 11 ноября 2001 года. Дочь родила Тимура довольно поздно, в 31 год – как говорят, «для себя» (мужа у нее не было). Но чтобы в одиночку растить детей, приходилось много работать, поэтому Тима часто жил у меня. Учился он в седьмой школе. Очень был дружен со спортом. Был активным на физкультуре, и дома помногу раз отжимался от пола. У него даже есть грамота со школьных соревнований «Лучший прыгун», она у меня прямо в рамочке висит. Также он занимался кикбоксингом. После школы его призвали в армию, служил он в Луганске. Там же познакомился с хорошей девочкой. Мы были уверены, что после демобилизации он женится, а он подписал контракт. 

Об этом мы узнали уже после его гибели. Он это решение принимал сам, и хранил его втайне от нас. Звонил внук часто, но разговаривали мы недолго, а когда я расспрашивала подробности службы, в ответ звучало: «Бабуль, не переживай, у меня все нормально!» Он неразговорчивый, как дед, да он и внешне на него похож. Возможно, именно дед стал для него примером. Мой муж в свое время служил в секретных войсках, и рот нужно было держать на замке. Я уже в зрелом возрасте узнала, что, когда в 1967 году был не­ удачный запуск искусственного спутника, именно их послали собирать обломки. 

С его невестой Аленой мы общаемся, приглашали ее на годовщину. Она тоже в свое время пострадала, когда начали бомбить Луганск в 2014 году: от переживаний и недоедания она заболела сахарным диабетом. Когда они познакомились, она уже болела и сказала об этом Тимуру. 

С близкими он был мягким и покладистым, при этом целеустремленным и очень ответственным – если что­-то пообещает, то обязательно выполнит. 

Я долго была атеисткой, но со временем уверовала в Бога. Когда он был маленьким, на ночь читала молитву «Отче наш», и он ее знал назубок. А когда пошел на СВО, я купила в церкви пояс «Живые в помощи вышняго» и подарила ему: «Вот тебе, внучек, оберег!» На что он ответил, что у него есть другой оберег, имея в виду Алену. Но не спасли внука ни пояс, ни любовь! 

У меня постоянно болит душа. Я вру своей тете, которой 88 лет, что у Тимурчика все хорошо, чтобы не убить ее этой новостью. 

У него много было друзей, он обладал каким-­то удивительным магнетизмом, который притягивал людей. Увидев его в компании, мы часто их называли «Тимур и его команда». Теперь Тимура нет, а команда распалась. 

Я очень люблю ромашки, и в праздник он дарил мне именно эти цветы. А теперь я хожу к нему на кладбище и ношу розы. 

Две войны забрали двух мужчин, или Черные розы на белом листе

О Степане Григоряне рассказала его сестра Марина:

– Родился брат в Свердловске 18 декабря 1981 года. У нас мама русская, а вот папа армянин. Когда в 1988 году в Ленинакане случилось сильное землетрясение, папа как патриот своего народа сразу выехал в Армению помогать восстанавливать разрушенные объекты. А мама как жена декабриста с тремя детьми поехала следом. 

Нас приютили папины родственники. У нас был свой дом, завели хозяйство. Но в 1992 году вспыхнул карабахский конфликт, и отец пошел на войну добровольцем. Брат в 12 лет остался единственным мужчиной в семье. Он ухаживал за хозяйством, освоил трактор. Мы жили на границе с Нагорным Карабахом, и для нас вскоре начались тяжелые времена. Животные были пущены под нож и отправлены на передовую. Отец погиб, блокада, голод. Как только выдалась возможность, мы выехали в Свердловск к маминым родителям. Степа тут закончил школу, потом 103 училище, и стал поваром пятого разряда. Помню, еще в детстве мы часто вечерами собирались семьей и лепили пельмени, и Степан не считал это женским занятием, лепил вместе со всеми. Одно время он жил и работал в Одессе. И когда приехал к нам, решил показать нам мастер-­класс. Он приготовил несколько блюд. Хотя мне пришлось потом убираться на кухне, но вкуснее их я не ела ничего! 

Я тоже закончила 103 училище, и он мне помогал в защите диплома. Я с рыбой не люблю возиться, поэтому получилось так себе. Он выбросил мое «творчество» и все переделал сам. Конечно же, получился шедевр. Директор оценил блюдо и прямо спросил: «Это делала ты сама, или твой брат?!» Я созналась, что он стоит за дверями. 

Готовить Степан любил и делал это виртуозно. Из минимального набора продуктов у него получалась просто «конфетка». Мне нравится, когда мужчина умеет хорошо готовить. Когда он набрался в этом вопросе опыта и приезжал ко мне в гости, я частенько его просила: «Степа, ну приготовь что-­нибудь на ужин!» Больше всего Степану удавался шашлык. Он с детства мечтал открыть свой ресторан. 

Брат считал себя армянином, но родиной для него был Свердловск. Вскоре вернулся, и на машзаводе трудился токарем и наладчиком станков.

Когда началась мобилизация, он сказал: «Я прятаться не буду, если надо, я пойду выполнять свой долг, защищать Родину!» В августе 2022 года его забрали просто на улице, и он не стал сопротивляться. Еще вечером я его видела, а утром он позвонил и сказал: «Я на войне!», и у меня все в душе оборвалось! На заводе он был ценным работником, мог восстанавливать «мертвые» станки, поэтому, когда он не вышел на работу, мне стали звонить с предприятия, узнать, что случилось. 

Он попал в 6 казачий полк. Его зарегистрировали в Стаханове, но переправили в ДНР. За день до гибели они ехали из боевого задания из Попасной, и он мне звонил три раза. «Передай маме, что я жив­-здоров!» – это были его последние слова. А через сутки, 23 августа 2022 года, брата не стало. Он был водителем, и колонна попала под минометный обстрел в районе Соледара. Полегло много ребят. 

Отец погиб в 38 лет, а Степан – в 40. Казачий полк организовал похороны. Упокоился брат на Аллее Славы. 

У него была девушка, брат купил дом, сделал ей предложение, но они не успели пожениться. Говорил, что как только он придет в отпуск, они распишутся. Она, как положено, держала по нему траур, но брата не поднимешь, а она молодая, я ей сказала, пусть устраивает свою жизнь. 

Наша мама сейчас живет в Москве. Она недавно вспомнила, что перед самой мобилизацией он пошел на кладбище и убрал могилу бабушки. А после этого позвонил ей и сказал об этом: «После того, как я убрал, мне на душе стало так легко!» Словно понимал, что возможности это сделать больше не будет. 

Мне его очень не хватает. Когда я жаловалась на что­-то, Степан всегда говорил, что проблему нужно отпустить, и она решится сама собой. Это действительно так. Он всегда говорил просто, но емко. Можно сказать, раскладывал все проблемы по полочкам, и становилось ясно и легко.

Степан очень любил рисовать, он был талантливым художником со своим мировоззрением, делал рисунки для татуировок в готическом стиле. 

Когда ему заказывали какую-­то определенную работу, сначала он объяснял человеку историю этого рисунка, почему он изображается именно так. Далее смотрел внешность заказчика, долго с ним беседовал, выяснял его главные качества, а уж потом принимался за работу. Он ответственно подходил к любому труду. 

Когда мой сын готовился к поступлению на графического дизайнера, то брал у своего дяди несколько уроков. Помню тот момент, когда мы пришли к нему в гости. На столе у него стоял графин, а за ним лежали яблоки. Он не составил привычный натюрморт, а попросил своего племянника нарисовать яблоки, которые просвечивались через стекло графина. Я сама немного рисую и понимаю, что в таком ракурсе изображать предмет довольно сложно. Мама бережно хранит его последний рисунок – шикарный букет роз, которые он нарисовал простым карандашом. Черные розы на белом листе…

Лилия Голодок